Опера Из мертвого дома Леоша Яначека в постановке Дмитрия Чернякова проходит с 31 августа по 9 сентября в концертном зале «Ярхундертхалле» в Бохуме. Дирижёр — Деннис Рассел Дэвис.

Опера Из мёртвого дома — последнее музыкальное произведение Леоша Яначека, которое он написал в 1930 году. Композитор не только сочинил музыкальную партитуру, но и стал автором либретто. В основе оперы — повесть Достоевского «Записки из мёртвого дома», созданная им под впечатлением от заключения в Омском остроге, куда он был сослан по делу петрашевцев. Неслучайно образ главного героя, политзаключённого Александра Петровича Горянчикова, Яначек наделил чертами писателя.
В сибирском лагере для военнопленных нет героев. Будь то богатые или бедные, образованные или необразованные, аристократические или нет – здесь все равны и объединены в ужасе без конца. Федор Достоевский пережил это и подробно описал в своих записках из мертвого дома.  Яначек, который в своей музыке прислушивался к индивидуальному языку людей, дает каждому заключенному свой собственный голос, чтобы он утонул в полифонической анонимности и безразличии. Грубые звуки и настойчивые ритмы делают суровость лагерной реальности почти физически ощутимой.

Как известно, Яначек написал на заглавном листе партитуры:” В каждом творении – искра божия”. В письмах он не раз повторял этот эпиграф. Фразы “В каждом творении – искра божия” в книге Достоевского  нет. Она восходит к послесловию Я. Грубого к чешскому переводу “Записок из Мертвого дома”, которым, как и русским оригиналом, Яначек пользовался при работе над оперой. Последняя картина оперы – эпилог. Горянчиков выходит на свободу, с тоской расставаясь с Алеем. На волю выпускают орла. Но не ликованием и торжеством заканчивает произведение Яначек, ибо освобождение одного узника не означает крушение Мертвого дома. Окрик часовых и бряцание кандалов – таково завершение оперы. В финале слились высокая верность Достоевскому, жизненная и художественная правда. А на опустевшей сцене виднеется лишь фигура Алея в белой больничной одежде, который смотрит вслед своему другу; его образ Яначек рассматривал, “как символ божьей искры в человеке”. Печальная затихающая музыка завершается резким аккордом Des-dur’a. Так закончил свою оперу композитор.
“Из Мертвого дома” – произведение исключительно своеобразное. Аналогию ему едва ли можно найти в европейской музыке предшествующей и последующей поры. Быть может, только “Катерина Измайлова” Д.Шостаковича, и в особенности последнее действие, обнаруживает известную родственность опере Яначека, вернее типологическую общность.

Звездный режиссер и сценограф Дмитрий Черняков продолжает эту идею в огромных размерах Ярхундертхалле: в огромной сценической инсталляции он растворяет отчужденность между художниками и зрителями.

Черняков павильон разделяет на три связанных друг с другом тюремных двора: три просматривающиеся насквозь площадки, по периметру которых выстроены три яруса лесов-галерей — стоячие места для зрителей. Часть публики, согласно купленным билетам, даже оказывается прямо на игровой территории. Заполненные народом галереи и есть сценография спектакля — будто зафиксированная голливудская мизансцена: внутренний тюремный двор и толпа, вывалившаяся из камер, глазеет на тех, кто буянит где-то там внизу и в центре.

Оркестр под управлением Денниса Расселла Дэвиса невидимо располагается за этими лесами-ярусами, он не отделяет зрителей от актеров, а, наоборот, объединяет их — звуковое пространство у публики и у певцов общее. Свет (художник по свету — Глеб Фильштинский) безупречно работает в ажурной архитектуре промышленного модерна, создавая и стадионные шоу-эффекты, и какие-то совсем камерные линии и площадки для игры, и прорехи абсолютной темноты, невидимости. Из такой черной прорехи в самом начале выступит и понесется на зрителей-свидетелей табун мужчин всех возрастов и статей — обитателей мертвого дома.

Мы живем в беспощадном тюремном мире, неизбежно заключены в тюрьму со всеми «бессудными», которые влачат существование здесь как живые мертвецы. С ними мы движемся по повседневной жизни, отмеченной недостойными потасовками и пьянством. Лука описывает нам, своим сокамерникам, с близкого расстояния, как он зарезал майора в отместку за его произвол. Скуратов рассказывает, как снимал более богатого соперника за возлюбленную Луизу. Шишков рассказывает, как из ревности перерезал горло своей невинной невесте Акулиной. Заинтересованы ли мы в их страданиях, их гневе, их угрызениях совести? Или мы отворачиваемся, ищем дистанцию от этих несчастных неудач, наблюдаем за ними издалека? Мы находимся среди них по ночам, когда они плачут, находимся с ними в больнице, когда они говорят в лихорадке, когда они умирают. Мы даже наблюдаем за их легкомысленными театральными представлениями, чтобы разорвать изнурительную лагерную колею. Сочувствуем ли мы им?

«Яначек, написавший музыку под вдохновением от прослушивания индивидуальной человеческой речи, даёт каждому заключённому свой собственный голос только для того, чтобы они растворились в полифонической анонимности и безликости, — говорится об опере на сайте Рурской триеннале. — Необработанные звуки и настойчивые ритмы делают суровую реальность жизни в тюрьме почти физически осязаемой». Дмитрий Черняков развивает эту идею, упразднив разделение артистов и зрителей и создавая гигантскую инсталляцию в пространстве «Ярхундертхалле»: «Мы обитаем в безжалостном мире-тюрьме, неотделимо от тех покинутых судьбой, кому уготована участь живых мертвецов. Вместе с ними мы проживаем их повседневность, наполненную недостойными драками и пьянством», — говорится в описании.

Над своей иммерсивной постановкой Дмитрий Черняков работает не только как режиссёр, но и как художник-постановщик. Над оформлением спектакля также работают художник по костюмам Елена Зайцева и художник по свету Глеб Фильштинский, за звук отвечает Томас Вегнер. Главную партию исполнит Йохан Рейтер, в спектакле также заняты Бехзод Давронов, Ли Мелроуз, Стефан Рюгамер, Джон Дашак, Алексей Долгов, Нил Шикофф, Эльмар Гилбертсон и другие. В постановке принимает участие Бохумский симфонический оркестр и хор Театра имени Яначека из Брно.

В финале оперы центрального персонажа — Александра Петровича Горянчикова — отпускают по сюжету. Он вроде как сначала уходит, но потом возвращается в полумраке падает на стул и в бессилии вопит до последних аккордов оркестра, так как остался здесь (внутренне) уже навсегда.

В мертвом доме Чернякова общность людей — вещь порченая именно потому, что она общность: ад — это не другие, ад — это когда все вместе. Такою же порченой общностью был хор в его «Макбете» и в «Летучем голландце», а в «Из мертвого дома» вместо хора — стая протагонистов.

То, что в финале все герои скорее мертвы, чем живы, а зрители могут перестать чувствовать себя их сокамерниками и беспрепятственно перейти в близлежащий бар, не отменяет ощущения универсальной, безвыходной угрозы: в финале режиссер вполне безжалостно показывает, что свобода может оказаться всего лишь бредовой фантазией.

Источники:
Oteatre
Ruhtriennale
Музыка в эмиграции
Фото credit Сумерки богов

Книги:
1. Гозенпуд Абрам Акимович, Леош Яначек и русская культура : Исследование / А. Гозенпуд. – Ленинград : Сов. композитор : Ленингр. отд-ние, 1984. – 198 с. : портр.; 21 см.
2. Полякова, Людмила Викторовна. Оперное творчество Леоша Яначка [Текст]. – Москва : Музыка, 1968. – 327 с., 7 л. ил. : нот. ил.; 17 см.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал Art-minded